А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
На островах Эстер и Левиатон власть трудовиков не утвердилась. Присылаемые центральным правительством эмиссары куда-то беззвучно исчезали, их отрядики разоружались - тоже беззвучно. Коменданты продолжали исполнять свои обязанности. Постепенно и незаметно Форт-Эприл стал чем-то вроде временной столицы "прежнего" Мерриленда. Лорд Тайберн, министр финансов в правительстве Хоука - единственный оставшийся в живых преемник убитого президента (по цепочке: президент - спикер парламента - министр обороны - министр финансов...). - формировал правительство, армию, флот, вел переговоры с Палладией. Военные действия как бы не касались этих пограничных островов, и более того: огромное число меррилендцев, попавших в плен, вдруг каким-то образом оказывалось на острове Эстер, где их размещали в военных лагерях и обучали новым приемам боя. Приписанные к Порт-Эстер быстроходные паровые корветы "Кастор", "Аякс" и "Поллукс" часто появлялись у восточных берегов Острова. Тридцатого июня, незадолго до одного такого визита (вялая стычка "Аякса" с парусным крейсером "Кей", окончившаяся ничем), Глеб и получил ту телеграмму. Неделю она проблуждала в поисках его... Осенью, отлеживаясь в госпитале маленького городка со странным названием Вечер, он наткнулся на подшивку форт-эприлских газет и прочел, что полковник Вильямс скончался от ран двадцать первого июня и похоронен на Комендантском кладбище. Телеграмму он отправил двадцать третьего, а шестнадцатого июля был вполне жив - хоть и измучен до полной потери чувств... От соляровой вони Турова вывернуло несколько раз подряд, и сейчас он напоминал себе себя же лет двадцать назад - тогда, в бытность сопливым мальчишкой-опером, он надышался дымом сжигаемой конопли неподалеку от Фрунзе. Жара там была сокрушительная... Будто бы стало много-много Туровых, вставленных один в другого, как матрешки. Когда наружный, самый большой Туров двигался, шел куда-то - остальные немного отставали и вытягивались за ним длинным шлейфом, причем каждый из этих отстающих чувствовал и думал что-то одно: что чешется проросшая на шее щетина, что слезятся глаза, что хочется спать и просто не знать ни о чем, что все идет, тьфу-тьфу, по плану, что саперы молодцы, не ожидал, что завтра нужно вернуться в Москву, идут большие перетряхи, как бы Вась-Вась не напортачил, что штатники... Самый большой, наружный Туров - как бы не чувствовал ничего. Он просто стоял и смотрел, как на расчищенный и отсыпанный пятачок въезжают и строятся в линейку танки. Они выезжали лоснящиеся, мокрые от дождя, хлещущего на той стороне, высвеченные сзади прожекторами и потому ставшие чудовищно искореженными сгустками тьмы, уползающими от огня. Дождь, пар, дым, перенасыщенные светом - пылали, как вход в преисподнюю, как паровозная топка... Туров ненавидел танки. Он ненавидел их так, что с трудом мог сдерживать себя. Странно: он вырос в военном городке под Читой, рядом с танкодромом. Уж можно было бы привыкнуть и не замечать... Впрочем, сейчас он лишь знал, что ненавидит их. Чтобы почувствовать эту ненависть, следовало сделать несколько шагов - тогда наружу выступит и тот маленький Туров, который эту ненависть испытывает - только ее, ничего кроме... Даже сыновьям своим игрушечные танки, все эти замечательные зеленые пластмассовые тридцатьчетверки и КВ, он не покупал - чем заслужил немалое их неодобрение, Которое пришлось преодолевать настоящими шпагами... Оружейного двора "Ческидов", кстати. Поставщика Ее величества. Это вам не хрен собачий... Будь у этих один-единственный занюханный бомбардировщик... Туров даже зажмурился от непонятного удовольствия. Двадцать танков, двадцать пять БМД, четыре "шилки" - борт о борт с полусотней бензозаправщиков, двумя десятками "уралов" с боеприпасами и взрывчаткой... И правда - далеко ли до беды? Бросит кто-нибудь окурок не в ту бочку... На негнущихся ногах он зашагал к штабному автобусу, кто-то - силуэтами на фоне огня - шел ему навстречу, а череда маленьких пустотелых Туровых протянулась за ним и покачивалась на весу, как гирлянда воздушных шариков... В небе планеты Венера тоже плыл воздушный шарик. Серебристый, маленький, он был здесь, в багровом мраке, чужероден и нелеп. Немного выше начиналась пустота, внизу - ждала раскаленная докрасна бездна... Рано или поздно он устанет сопротивляться и рухнет в нее. Но пока что он плыл - бесконечно одинокий, обреченный на скорую гибель и забвение. 2 далее